Любимец [= Спонсоры ] - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы верите авантюристам, жителям больной, отсталой планеты. Вы ставите их слово выше, чем слово членов Галактического содружества. Это немыслимо и оскорбительно. И пусть дело решается в суде Вселенной! – гневно произнес вельможа из спонсоров.
Быстро, снова на незнакомом мне языке, заговорил ползун.
Инспектора смотрели на него, затем паллиот сказал:
– Мы вам не верим.
Мой взгляд упал на экран.
И ужас холодной рукой сжал мое сердце: Густав был мертв. Он покачивался на виселице, и ноги его, вытянутые носками вниз в последней попытке дотянуться до земли, медленно кружились над помостом. Палач отошел на шаг назад.
– Вы убийцы! – произнес я.
Ирка сделала шаг вперед.
– Уважаемые инспектора, – произнесла она. Странно, никогда не думал, что она тоже знает язык спонсоров. – Я прошу пять минут вашего внимания.
– Эти выступления – оскорбления нам и здравому смыслу, – выкрикнул Сийнико.
– К сожалению, – сказала Ирка, она держалась с достоинством, говорила медленно и возвышенно, мне она показалась даже выше ростом, – наше появление перед вами выглядит излишне драматично, но мы не имели возможности приблизиться к вам раньше. Ведь вас держали на центральной базе спонсоров, куда и отвезут сегодня после этой экскурсии, потому что Земля якобы опасна для вас. Но ведь все это ложь. И мы хотим предъявить обвинения спонсорам, которые, взяв на себя право распоряжаться нашей Землей, не показали себя цивилизованными существами.
– Пора прекратить это издевательство! – закричал Сийнико.
Я смотрел на экран. Там палач в красной рубахе и трубочист в черном цилиндре снимали с виселицы тело Густава.
– Мы не будем отнимать вашего времени и рассказывать о том, что случилось на Земле за последние десятилетия.
– У вас есть обвинения? – спросил паллиот.
– Я обвиняю, – сказал ползун. – Я обвиняю спонсоров в том, что они завозят на Землю яйца моих соотечественников, выводят из них младенцев и убивают их, чтобы съесть.
– Ложь! – закричал Сийнико.
– Ложь! – закричали остальные спонсоры. Они сблизились вокруг нас, они нависали над нами, полные угрозы.
– Я видел это, – сказал я. – Я помогал убивать маленьких ползунов. Я обвиняю спонсоров в том, что они отравили газом и убили несколько тысяч человек только за то, что они наблюдали смерть спонсора.
– Это ты его убил! – услышал я голос Сийнико. Но ответить я не успел, потому что вперед вышел маленький Сенечка.
– Я обвиняю, – сказал мальчик, – в том, что ради развлечения спонсоров проводятся опыты над нами, над маленькими детьми, чтобы сделать из нас домашних любимцев.
– Это правда? – паллиот обернулся к Сийнико.
– Это ложь! – сказал Сийнико.
– Это ложь! – хором произнесли остальные спонсоры.
– Мы можем полететь на так называемую кондитерскую фабрику, где убивают маленьких ползунов, – сказал я.
Словно почувствовав колебания инспекторов, Сенечка стащил с себя синюю курточку. Все увидели глубокие шрамы жабер на его спине. Так я и запомнил его. Под ярким солнцем он стоит, растопырив соединенные перепонками длинные пальцы рук, и медленно поворачивается, чтобы каждый мог увидеть жабры на его спине.
Именно Сенечка оказался последней каплей для инспекторов.
– Мы требуем, чтобы нас немедленно привезли в центр, где делают операции над детьми.
– Такого центра не существует, – сказал Сийнико. Он взял себя в руки и говорил тихо.
На экране, глядевшем в город, было видно, как жители города начали украшать помост и саму виселицу гирляндами и фонариками – они готовились к празднику.
– Вы сможете показать к нему дорогу? – спросил у Ирки худой инспектор с муравьиным лицом.
– Я могу, – сказал я. – Я там жил. И там же живет спонсор Сийнико.
Все обернулись к спонсору.
После короткой паузы он неожиданно для-меня сказал:
– Я готов опровергнуть клевету. Сейчас же я вызову вертолет.
Он повернулся и быстро ушел с площадки. За ним поспешил еще один спонсор в форме охраны порядка.
– Не дайте им уйти! – крикнул я. – Они убегут!
– Не посмеют, – сказал паллиот.
На площадке воцарилось ожидание. Я сосчитал до ста. Инспектора были совершенно спокойны. Паллиот и высокий человек подошли к парапету и стали двигать изображения на экранах, рассматривая жизнь города.
– Это все ложь, – сказала Ирка. – Вы думаете, это продукты? Это копии продуктов!
Инспектора никак не могли взять в толк, почему нужно людям выдавать копии продуктов.
Несколько спонсоров, которые остались на площадке, тихо переговаривались, я ощущал, какой запас ненависти исходит от них.
Ползун подошел к невысокому худому инспектору с муравьиным лицом и разговаривал с ним.
И в тот момент, когда я понял, что Сийнико никогда уже не вернется, его зеленая жабья голова показалась из люка.
– Сейчас прилетит вертолет, – сообщил он. – И мы полетим туда, куда покажет нам этот убийца! – Осуждающий перст был направлен мне в грудь.
Я думал – а дальше что? Ну, поверят нам инспектора, а что они смогут сделать? Не наивна ли сама наша акция? Я несся в потоке действий и событий и ни разу не задумался, насколько могут быть реальными результаты.
Паллиот подлился ко мне и стал спрашивать о жизни в любимцах, но я объяснял плохо, потому что у нас не совпадали с ним понятия, простые житейские понятия.
Только через двадцать минут после возвращения Сийнико над нами завис большой вертолет, тот самый, который привез инспекторов.
Мы поднялись в него. Мы старались стоять так, чтобы между спонсорами и нами встали инспектора. Мы ведь всегда боимся спонсоров. И я боюсь.
Я прошел вперед, к пилоту. Рядом со мной, как бы ободряя, стоял инспектор с муравьиным лицом.
Я сказал пилоту-спонсору, куда лететь. Тот не хотел слушаться меня и не подчинился инспектору. Только когда пришел Сийнико, вертолет взял курс на усадьбу и питомник любимцев.
Найти его было нетрудно.
Еще через полчаса неспешного полета впереди показался знакомый особняк с колоннами.
– Здесь! – крикнул я.
Вертолет медленно опустился на широкой поляне. Справа был особняк, слева – бетонные кубы лаборатории и домов.
В питомнике было так тихо, что я сначала решил, что там мертвый час после обеда. Но до обеда еще было далеко.
Я повел процессию в особняк.
Спонсоры шли сзади, господин Сийнико делал вид, что попал сюда впервые в жизни.
Все столовые, спальни, коридоры были пусты. Не было не только воспитанников, но и поварих, судомоек и воспитателей.